Пришло время прогнозировать итоги избирательной кампании 2018 года, полагает политический обозреватель Андрей Щербаков. В беседе с «Полит.ру» он оценил ее перспективы с точки зрения вероятной явки и возможного распределения голосов.
«Все губернаторы отставлены, все предварительные итоги подведены. Наступает пора прогнозирования окончательных итогов.
Окончательные итоги, как известно, будут подведены по результатам президентской кампании. Сегодня, как мне кажется, настало самое время не то чтобы спрогнозировать, но попытаться понять, как технологически эта президентская кампания может пройти.
Скажем сразу, раз и навсегда: все наши допущения носят чисто гипотетический характер и исходят из тех цифр, которые гуляют по интернету и которые никем не подтверждены. Цифры эти связаны вот с чем: якобы новому руководителю внутриполитического блока АП не то поставлена задача, не то сформулирована, не то она отрефлексирована им самим – задача, которая называется «70/70».
Это означает, что на будущие выборы должны прийти 70% зарегистрированных избирателей, и в конечном итоге кандидат, который будет олицетворять действующую власть, кандидат от партии власти (не будем пока называть фамилию) должен будет получить 70% голосов от числа пришедших на выборы.
Что стоит за этими цифрами? Другие цифры, а именно – абсолютное число людей, которые должны пойти на выборы и проголосовать именно так, как им велит сердце. А дальше наступает этап жонглирования цифрами.
К сожалению, мы не знаем точное число избирателей на 1 января 2017 года – Центральная избирательная комиссия его еще не вывесила. Но у нас есть данные на 1 июля 2016 года, и число избирателей тогда составляло 111 миллионов 624 тысячи 248 человек.
Для того, чтобы понять, как оно приблизительно должно изменяться, мы посмотрим еще, сколько избирателей было 1 января 2016 года. И увидим: их было 111 миллионов 724 тысячи 534 человека. То есть, количество избирателей у нас сократилось приблизительно на 100 тысяч. А вот цифра на 1 января 2015 года — 111 782 877 избирателей. За три сверки число избирателей уменьшилось где-то на 160 000 человек.
Это означает, что если процесс будет продолжаться такими же темпами, то за ближайший год количество избирателей сократится еще на, скажем, 150 тысяч и составит приблизительно 11 миллионов 465 тысяч человек. Давайте из этого и будем исходить.
Итак, это общее количество избирателей, которые будут внесены в списки для голосования в марте 2018 года.
Производим нехитрые арифметические действия и получаем, что из этого числа на избирательные участки должно прийти 80 миллионов 250 тысяч человек. И из них за кандидата партии власти, согласно концепции «70/70», должно проголосовать 56 миллионов 178 тысяч 500 человек. Вот такими цифры гипотетически могут находиться в сознании администраторов выборов.
Дальше возникают два понятных вопроса: во-первых, как обеспечить явку; а во-вторых, как обеспечить результат? Опять-таки, мы здесь занимаем чисто технологические позиции. Мы не говорим, насколько это хорошо или плохо, кто прав, а кто не прав – мы рассуждаем отвлеченно. И сначала мы считаем, сколько голосов у нас остается на других кандидатов.
Опять арифметика приходит на помощь: вычитаем из 80 миллионов 250 тысяч человек определенную выше часть — 56 миллионов 178 тысяч 500 голосов. Получается 24 миллиона 71 тысяча 500 человек. Это то количество людей, которое должны бы прийти на выборы, но отдать свои голоса за других кандидатов.
То есть, не они должны отдать, а мы прогнозируем, что такое количество людей проголосуют за всех, кроме кандидата от партии власти.
Сама по себе эта цифра большая, но без сравнения с тем, как дело обстоит на сегодняшний день, ни о чем не говорит. Однако если мы с вами поднимем статистику только что прошедших выборов в Государственную Думу, то увидим, что, согласно официальной статистике (использую цифры РБК), в них приняло участие 52 700 922 человек, из которых не за партию власти отдали свои голоса 24 173 094 человек.
Тут интересно вот что. Понятно, что электорат «Единой России» и электорат кандидата от партии власти не тождественен. Понятно, что кандидат в президенты, который будет олицетворять действующую власть, наберет существенно больше голосов, чем «Единая Россия». Поэтому мы здесь делаем упор именно на число, так скажем, «протестников», тех людей, которые не голосуют за власть.
В 2016 году таковых чуть менее 24,2 млн. человек – притом, что в наших раскладах концепции «70/70» их должно быть чуть больше 24,7 млн. Все бьется. Но тогда выходит, что едва ли не все вновь пришедшие на президентские выборы избиратели (а их выходит без малого 27, 5 млн. человек) должны проголосовать за кандидата №1.
Понятно, что такая цель недостижима. Значит, необходимо вести речь о конвертации голосов тех, кто, проголосовав не за партию власти, способен проголосовать на президентских выборах за того, кого надо администраторам процесса.
Как можно добиться желаемого результата? Понятным путем: например, с помощью манипуляций с электоратом либерал-демократов.
Замечу: когда я говорю слово «манипуляции», я не вкладываю в это никакого уничижительного или неправильного смысла.
Рейтинг Жириновского и рейтинг Либерально-демократической партии не тождественны, что бы там ни утверждали разные люди, которые говорят о том, что ЛДПР – это партия Жириновского, и ее рейтинг – это и есть рейтинг Жириновского. На деле это и так, и не так одновременно. Жириновский сам по себе хорош как политический деятель, когда речь идет обо всех выборах, кроме как президентских.
Смотрим: ЛДПР на выборах в Госдуму в 2016 году получила почти 7 миллионов голосов. Жириновский на выборах президента в 2012 году получил чуть больше 4,5 миллиона голосов. Расхождение в 2,5 миллиона фактически и дает нам ту самую дельту, о которой мы говорили ранее. То есть, если мы, условно говоря, вычитаем из проголосовавших не за партию власти 24,2 миллионов человек те самые 2,5 миллиона неопределившихся голосов, которые то притекают к Жириновскому, то от него оттекают, мы получаем 21 миллион 700 тысяч голосов, и это вполне нормальная цифра, вокруг которой можно вести разговор дальше.
Что значит «вести разговор дальше»? Мы, например, совершенно не представляем себе, как проголосуют за кандидата от коммунистов. То есть, вообще не представляем, поскольку особенность позиционирования коммунистических кандидатов в последнее время на внерегиональном уровне не позволяют делать какого-либо прогноза относительно цифр, которые может взять коммунистический кандидат.
Обратите внимание: Зюганов в 2012 году берет 12,3 миллиона, даже чуть больше. КПРФ в 2016 году едва-едва добирает до 7 миллионов голосов. И это при отмобилизованном электорате, и это при их идеологии! То есть здесь можно говорить о любом поведении коммунистического избирателя. Он может как существенно притечь к тем миллионам, которые есть, и может продолжить оттекать – поскольку, на мой взгляд, Зюганов слабее, чем КПРФ. Зюганов не тождественен КПРФ.
Однако в 2011 году КПРФ берет в думу почти те же 12,6 млн. голосов, что и сам Зюганов через полгода. Означает ли это, что коммунистический электорат настолько скукожился и число голосующих за Зюганова составит приблизительно 6,8 млн. человек? Если прямая аналогия уместна, кандидат от партии власти может рассчитывать еще на 0,2-0,4 млн. бюллетеней.
Таким образом, мы можем говорить о том, что для того, чтобы сократить число людей, пришедших на выборы, но проголосовавших не за кандидата партии власти, администраторам процесса нужно очень серьезно работать с либерал-демократами, конвертируя их сторонников в сторонников провластного кандидата, и занимать гибкую и пока еще не очень понятную позицию в отношении кандидата от коммунистов. И только тогда можно будет говорить о том, что исходные 24 миллионов 173 тысячи 94 человека, проголосовавшие не за «Единую Россию», могут превратиться в 24 миллиона 700 тысяч избирателей, проголосовавших не за кандидата от партии власти.
Продолжение следует
Выборы-2018. Проект «70/70». Часть 2
Пришло время прогнозов относительно избирательной кампании 2018 года и возможностей, которыми будут располагать администраторы выборов, полагает политический обозреватель Андрей Щербаков. В беседе с «Полит.ру» он оценил перспективы избирательной кампании 2018 года с точки зрения вероятной явки и возможного распределения голосов.
«В первой части наших размышлений мы говорили о том, сколько человек должно прийти на выборы в рамках проекта «70/70» (http://polit.ru/article/2017/02/16/election7070/), и сколько их гипотетически должно бы куда уйти. Во второй части приходит пора некоторой детализации всех этих умозрительных положений. И начать надо, по моему мнению, с того, чтобы конкретно проговорить, сколько голосов нужно получить кандидату № 1 в рамках той конструкции, которая может быть выстроена на предстоящих выборах.
Мы с вами приблизительно понимаем – посчитали в прошлый раз, – что таковых людей должно быть чуть больше 24 миллионов 700 тысяч. А складываться они могут из самых разных электоратов.
В прошлой же части мы показали и, как мне кажется, доказали, что кандидат № 1 может рассчитывать на 300 тысяч голосов избирателей КПРФ и приблизительно 2,5 миллиона голосов избирателей ЛДПР, которые уйдут от Жириновского. Таким образом, минус 2,5 миллиона мы имеем уже к началу нашего разговора.
На какие еще голоса из тех людей, которые пришли на выборы в декабре 2016 года, но проголосовали не за «Единую Россию», может рассчитывать системный кандидат? Думаю, что на голоса так называемых второстепенных партий, которые в сумме набрали довольно приличное количество голосов избирателей: «Пенсионеры за справедливость» – чуть менее миллиона, «Родина» – около 800 тысяч, «зеленые» и «Партия роста» в сумме – тоже около 800 тысяч. И таковых набегает что-то в районе 2,4 миллиона голосов.
Да, есть вопросы, связанные с «Партией роста», но я бы все же эту проблему не гиперболизировал. Поскольку «лицо» тех людей, которые голосовали за нее, настолько невнятное (в объективном смысле невнятное, не в качестве негативного эпитета), что можно предположить, будто они отдадут голоса за партию власти – точно так же, как они отдавали голоса за омбудсмена Бориса Титова, который с властью ассоциируется если не на 100%, то примерно на 90%.
Это была первая история. Вторая связана с тем, как будет вести себя избиратель «Справедливой России». Это очень интересно, но я не могу сказать, что на сегодняшний день можно со сколько-нибудь высокой долей вероятности спрогнозировать его поведение. Мы можем думать об этом только в рамках тех цифр, которые у нас есть, и тех инструментов, которыми располагаем, – то есть в рамках аналогий.
Вот смотрите: в 2011 году на выборах в Госдуму эсэры получают чуть меньше 8,7 миллиона голосов. Через полгода на выборах президента они получают уже чуть меньше 2,8 миллиона голосов. Обратите внимание, какой разрыв – показатель изменился в три раза! И в 2016 году на выборах в Госдуму они получили почти 3,3 миллиона голосов (строго говоря, 3,275 миллиона).
Как распределятся эти голоса? Ну, едва ли они уменьшатся еще на две трети. Хотя мы этого абсолютно не знаем и можем только очень приблизительно догадываться. Но давайте будем считать, что эти голоса разделятся пополам. То есть, 1,6 миллиона голосов останется у «Справедливой России» и Миронова, а вторые 1,6 миллиона голосов перейдут к кандидату от партии власти. Допускаем мы такое? Да, допускаем. Обратите внимание: все остальные голоса, прежде всего – оставшиеся голоса либеральных избирателей – кандидату от партии власти могут быть отданы только с при каком-то очень большом допущении. Не рассматриваем такой вариант.
Теперь последовательно вычитаем. Из 24 миллионов 500 тысяч людей, которые проголосовали не за «Единую Россию», последовательно вычитаем: 2,5 миллиона избирателей Жириновского; 300 тысяч избирателей коммунистов; 2,4 миллиона голосов тех, что можно назвать «партиями второго ряда» и 1,6 миллиона избирателей «Справедливой России». Сколько получается? По моим подсчетам, что-то около 17,4 миллиона избирателей. Это то, что является относительно электоральным ядром кандидатов, не в прямую связанных с властью.
Внимательный и искушенный читатель поймает меня на том, что я несколько спрямляю ситуацию в своих целях. Потому что ничего не говорю о таком явлении, как избиратели партии «Коммунисты России». Не говорю сознательно, поскольку до конца ни я, ни, наверно, большинство специалистов не могут понять, кто такие избиратели «Коммунистов России». То ли это люди, которые плохо читают и не понимают, что КПРФ и КР – это не одно и то же? То ли это твердокаменные коммунисты, которым не нравится Зюганов, а нравятся какие-то непонятные радикалы без лица? То ли это, напротив, какие-то социал-демократы, которым совершенно не нравятся коммунисты, но еще больше не нравятся Миронов? Встать на любую из этих точек зрения можно с одинаковой легкостью. Точно так же, с равной легкостью тут можно и ошибиться.
Поэтому в отношении «Коммунистов России» и их 1,2 миллиона голосов, полученных на парламентских выборах, я бы посчитал, что голоса разделятся приблизительно на три равные части. Одна часть избирателей не придет на выборы; вторая проголосует за господина Сурайкина – скорее всего, он будет выдвигаться; и третья проголосует за кандидата № 1.
Таким образом, можем вычесть из 17,4 миллиона еще 800 тысяч голосов. Получается у нас тогда 16 миллионов 600 тысяч – и это то электоральное ядро всех кандидатов, кроме кандидата-победителя, которые на сегодняшний день никак не готовы голосовать за первое лицо на предстоящих выборах.
Но это – неполная цифра. Мы все это время анализировали людей, которые пришли на парламентские выборы, а, значит, придут на президентские. Это вольное допущение, поскольку известно, что в президентские выборы активность избирателей существенно выше, чем на парламентских. Более того, есть и другое допущение: помните, в самом начале первой части мы говорили о том, сколько всего людей должны в рамках проекта «70/70» прийти на избирательные участки? Напомню эту цифру: это 80 миллионов 250 тысяч человек. Мы с вами также помним, что на парламентские выборы 2016 года пришли 52 миллиона 700 922 человека. Таким образом, на избирательные участки в 2018 году должны прийти еще 27 миллионов 450 тысяч человек.
Берем эту цифру и раскладываем ее тупо по рейтингу. Это неправильно, варварски и дико, но у нас никакой другой возможности оценить расклад нет. Получаем 85% за кандидата № 1 и 15% – за всех остальных кандидатов.
На самом деле, думаю, цифры будут приблизительно 70 и 30, может быть, 75 и 25. Но это априорные представления, которые не подтверждены никакой социологией. Будем идти по самому легкому пути – где 85 и 15.
Вычисляем 15% от 27 миллионов 450 тысяч и получаем цифру, которая чуть превышает 4 миллиона. Теперь складываем две суммы: 16 миллионов 600 электорального ядра условной оппозиции и 4 миллиона 100 тысяч тех людей, которые не пришли на прошлые выборы, но, скорее всего, придут на следующие и проголосуют не так, как этого хотелось бы подавляющему большинству людей, администрирующих выборы.
Получаем 20 миллионов 700 тысяч человек. Вот цифра, вокруг которой мы должны достаточно серьезно и глубоко разговаривать дальше.
Для чего нам эта цифра нужна? Нужна она для того, чтобы понимать, какие существуют механизмы повышения явки в этой ситуации. Мы с вами помним, что в рамках проекта «70/70» лимит оппозиционных избирателей обозначен в 24 миллиона 700 тысяч. А у нас на сегодняшний момент (мы же с вами, условно говоря, конструируем выборы – что называется, почувствуй себя человеком, ответственным за свою страну) еще «висят» 4 миллиона человек, которые должны создать явку и легитимность первого лица – но которые в рамках этой явки могут проголосовать, в известном смысле, как угодно. И тут мы подходим к тому вопросу, который всегда интересует большинство читателей.
Их не очень интересует, кто победит; их не очень интересует, кто какое место займет, – их интересует, что же будет с либеральным кандидатом. Вот наконец мы готовы ответить на этот душещипательный вопрос.
Здесь у нас есть цифры двух порядков. Первое: сколько проголосовало либеральных избирателей в декабре 2016 года? Если сложить все цифры вместе, получится что-то в районе от 2 до 2,3 миллиона избирателей – в зависимости от того, какие партии и как считать. Ну, давайте возьмем самую крупную цифру – 2,3 миллиона. Это первая цифра, которой мы располагаем.
Есть и вторая – это число избирателей, которое голосовало на прошлых президентских выборах за Михаила Дмитриевича Прохорова. За Прохорова в прошлый раз проголосовали 5 миллионов 722 тысячи 508 человек.
Занимаемся вычитанием и получаем: около 3,4 миллиона «прохоровских» избирателей, если понимать ситуацию буквально, то есть немного упрощать ее, на выборы в Госдуму 2016 году не пришли.
На самом деле, эта цифра больше. Потому что вы понимаете, что избиратели «Яблока» и Явлинского – это особые люди, которые едва ли придут на выборы голосовать за кого-то, кроме своих электоральных любимцев, и это не электорат Прохорова – эти электораты не пересекаются. То есть они не голосовали в 2012 году, но голосовали в 2016 году. Таким образом, мы получаем достаточно большую историю, связанную с тем, что у нас есть около 3,5 (а может быть, и 4) миллионов людей, которые в принципе на выборы ходили, и ходили не так давно, и у нас есть электоральный лаг в те же самые 4 миллиона людей, которые могут прийти на выборы – и при этом существенно не повлиять на арифметические параметры проекта «70/70».
О чем это говорит? Это говорит о том, что администраторы выборов обладают достаточно большой свободой в этой части истории. И им можно не только Касьянова с Явлинским запустить, но и сделать ставку на одного-двух либеральных кандидатов, которые в сумме должны взять те самые пресловутые 3-4 миллиона голосов и выполнить, что называется, свою часть электоральной задачи.
Конечно же, сразу возникает вопрос: а кто бы это мог быть? Что это за загадочные люди, которых выпустят на электоральное пространство, которые будут говорить некие речи, оппозиционные действующему порядку вещей (иначе нет никакого смысла их выставлять), и что с ними делать потом? Сложно ответить на этот вопрос, поскольку мы знаем ситуацию с Навальным, мы знаем приблизительно ситуацию с Ройзманом, который может быть использован в этих целях, но электоральный потенциал которого хорош только в той его части, где он ассоциируется со старой «Гражданской платформой», как мне кажется. Поскольку, если поговорить с екатеринбургскими достаточно независимыми кандидатами, оказывается, что они очень скептически оценивают шансы Ройзмана как политика, известного за пределами города Екатеринбурга. Да даже в Свердловской области они так их оценивают.
Опять-таки, нисколько не хочу показаться самым умным или сколько-нибудь лучше коллег представляющим себе историю, но констатирую: такая проблема есть.
Есть другая история – есть история с господином Гудковым-младшим, у которого, наряду с очевидными недостатками, есть и достоинства. Эти достоинства связаны с тем, что он – человек столичный, он – человек, готовый консолидировать определенную часть либерального электората. В отношении него серьезного негатива нет. Он позиционировался последовательно прозападно и, тем самым, интересен для тех 15-20% избирателей, которые мыслят так же или схожим образом.
Ну, и недостатков у кандидатуры господина Гудкова точно так же хватает. Это и семейный шлейф, это и идеологическая неопределенность. Это и, безусловно, необходимость занимать какую-то позицию в отношении других либеральных политиков.
Совершенно очевидно, что тот либеральный кандидат или те либеральные кандидаты, которые будут выставлены на этот раз, должны соответствовать ряду требований, одним из которых должно являться то, что, условно говоря, описывается фразой «Нас опять хотят обмануть, не дадим этому исполниться!» Просто так поставить условного господина Мамута или господина Винокурова можно, но это ничего не даст. Поскольку технология уже отработана, и все (или большая часть либералов) в курсе того, что происходит, так что будут воспринимать такое решение как очередную попытку манипуляций.
Поэтому остаемся с тем же, с чего начинали: существует достаточно большой объем неиспользованных голосов; существует достаточно большой объем электората, который готов прийти на выборы. Опасности с точки зрения достижения результата в рамках проекта «70/70» этот электорат не доставляет. Но существует не менее серьезная проблема с определением того, кем же этот человек может быть.
Ну, то есть это для нас с вами существует определенная проблема – полагаю, что те люди, которые занимаются администрированием выборов, уже приблизительно как-то понимают, кто это может быть. Ну, вот и посмотрим, как это будет на самом деле.
Заканчивая вторую часть наших размышлений, мы можем говорить о том, что при беглом анализе электорального поля создается впечатление, что стартовые позиции администраторов этого процесса достаточно крепки в части работы с непровластным электоратом. Этот электорат считываем, этот электорат конечен; этот электорат, в известном смысле, недостаточен, а, следовательно, некоторые агитационные интенции в отношении такого рода избирателя не только допустимы, но и уместны и даже необходимы – что может и должно привести к дополнительной легитимизации процесса и результатов выборов.
А дальше мы сталкиваемся с тем, с чем сталкивались с самого начала. В части работы с избирателями такого рода мы как-то понимаем, что надо делать. А что же делать с избирателями, которые должны отдать свои голоса за кандидата № 1? Сколько их? Где и откуда их брать? И вообще, возможно ли это?
Ну, попробуем ответить на эти вопросы, как сумеем, в третьей части наших рассуждений», – сказал Андрей Щербаков.
Продолжение следует
Андрей Щербаков
16.02.2017, 10:21, Информационно-аналитический портал «Полит.ру», www.polit.ru